— А… — довольно невежливо откликнулась Мередит.
— Бывают начинания, в которых все охотно и усердно помогают, — продолжал Динс. — А бывают такие, которые вовсе не встречают сочувствия. Часто то, что от тебя дальше, вызывает больше сострадания, чем то, что находится под самым носом, по той простой причине, что более, так сказать, близкие вещи можно видеть невооруженным взглядом и их несовершенство невозможно отрицать. Вы ведь тоже вчера побывали в «Грозди винограда»?
— Да. Вы имеете в виду, как я понимаю, молодого Парди.
— Вот именно, симпатичным его никак не назовешь. Я первый готов под этим подписаться. Такие, как он, не вызывают сочувствия. У них много проблем; одна из них — они отталкивающе неприятны. Если у них и есть какие-то ценные мысли, они не умеют должным образом их изложить. Они не вызывают в людях порыв к щедрости или всепрощению. Они не умеют отстаивать свои интересы. Они агрессивны там, где следует искать примирения. Они оскорбляют других без нужды. Парди не исключение, он довольно типичный случай. Видимо, решил, раз его никто не любит, то он и так проживет. Но он, конечно, не проживет. Он очень молод — ему всего двадцать лет.
— Да, он молод. Но он поступил очень дурно… я говорю о событиях на второй день Рождества. Я там была и все видела.
— Вы там были? — Динс поправил очки привычным жестом. — А я не был. Это ставит меня в невыгодное положение. Но я довольно много времени провожу с молодым Саймоном. Поверьте, за его дерзкой внешностью скрывается печальная, запутавшаяся, одинокая душа.
Все мы печальны, запутались и одиноки, подумала Мередит. Некоторые справляются с этим лучше, другие хуже, вот и все.
— Он не должен был говорить того, что вчера говорил в пабе. Говорить так — значило напрашиваться на неприятности.
— Да, так и есть, он действительно напрашивается на неприятности! — с жаром закивал Динс. — Вы попали в самую точку! Он постоянно напрашивается на неприятности, и он их находит. А оттого еще больше замыкается в себе и ожесточается. Нам необходимо столкнуть его с опасной дорожки. По сути своей он юноша неглупый, но сейчас его жизнь летит под откос.
Мередит задумчиво оглядела социолога. Лицо у него горело, глаза за стеклами очков сверкали. В выражении лица и голоса чувствовалась сила, которую невозможно было не заметить. Ему не все равно, подумала она. Ему в самом деле не все равно, он болеет за свое дело душой.
Вслух же она не спеша проговорила:
— Наверное, вам приходилось часто терпеть неудачу. Разве вы никогда не разочаровывались?
Динс поморщился.
— Если я скажу «нет», вы ведь мне не поверите. Конечно, мне не раз приходилось переживать неудачи. Но успехи во много раз превосходят разочарование. Главное — разорвать порочный круг. Самое худшее, что ждет Парди, — тюремное заключение. Причем не важно, длительное или нет. В тюрьме он окажется в обществе людей, которые пробудят в нем самое плохое, что в нем есть. И тогда он будет навсегда потерян для добра.
— Найдутся люди, которые с вами не согласятся.
— Они не работают с молодежью! — пылко возразил Динс. — Они ничего не знают! — Он смутился, поняв, что чрезмерно горячится. — Простите, что внушаю вам собственные взгляды. Боюсь, я просто не могу иначе.
— Ничего страшного. Интересно было выслушать ваше мнение. Рада, что познакомилась с вами, — искренне ответила Мередит.
Динс улыбнулся. Мередит заметила: когда социолог успокаивается, он становится довольно симпатичным. Видимо, все дело в очках, да еще в мрачном выражении лица и нервном тике. Из-за них он кажется некрасивым. А на самом деле Динс совсем не урод. И вовсе не такой старый. Моложе, чем показался вначале. Сколько ему? Тридцать девять? Сорок? Не больше.
— Мне пора возвращаться, — сказала она. — Но не сомневаюсь, мы еще встретимся.
— Да, искренне надеюсь! — Динс замялся. — Если когда-нибудь еще решите прогуляться по выгону, заходите ко мне, выпьем кофе. Обычно я целыми днями бываю дома.
— Хорошо, зайду, спасибо… и с Новым годом!
— Ах да, все время забываю… — Динс поморщился. — С Новым годом!
Проходя на обратном пути мимо конюшни, Мередит уже не увидела машину Маркби. Значит, Алан повез Тома в Бамфорд. Она нерешительно открыла ворота и вошла во двор. Из денника высунулся Меченый; увидев ее, конь всхрапнул.
— Здравствуй, дружок, — сказала Мередит, гладя коня по морде. Тот прижался храпом к ее груди и фыркнул. — Извини, не принесла тебе никакого угощения. Ты, наверное, скучаешь по ней? — Меченый тряхнул головой, как будто в знак согласия. — Жаль, что ты не умеешь говорить, — сказала Мередит. — Наверное, ты рассказал бы нам много интересного. — Она потрепала коня по шее и пошла домой.
К тому времени, когда Алан заехал за Мередит, она так и не придумала, что ему сказать; и он, словно чувствуя ее нерешительность, сам нанес упреждающий удар:
— Сегодня трудно будет куда-нибудь попасть; многие пабы закрыты, потому что вчера они работали позже обычного. Но на Чертон-роуд есть итальянский ресторанчик, и там открыто. Я заказал столик — надеюсь, вы не против?
— Нет, не против, — неуверенно проговорила Мередит. Может быть, все к лучшему, подумала она. На нейтральной территории разговаривать проще.
Из-за того что почти все соседние заведения оказались закрыты, итальянский ресторан был переполнен. Алан понял, что правильно поступил, заказав столик заранее.
— Как Том? — лукаво спросила Мередит, накручивая на вилку спагетти.
— С его стороны неприятностей больше не будет.