— Доброе утро, Том, — сказал Маркби. — Найдется у тебя время для разговора?
— Пришел арестовать меня за нарушение общественного порядка?
— Скажи спасибо, что нет. Если бы не моя доброта, завтра тебя бы уже судили за мелкое хулиганство.
Смуглое лицо Фирона залилось краской.
— Да ладно, чего уж там. Я ведь первый начал. Сил не было слушать, как этот тощий поганец глумится над Гарриет! — Том вышел во двор, закрыв за собой нижнюю часть двери денника. Стоящая там лошадь высунула голову в верхнюю половину.
Маркби узнал коня.
— Меченый… — прошептал он.
Том повернулся и погладил гнедого по морде.
— Да, бедняга. Он понимает: что-то случилось. Они всегда понимают. Все время вскидывает голову и прислушивается… — Том снова развернулся к Маркби. — Пошли в дом.
Сказать, что кухня у Тома была неопрятной, значило сильно приуменьшить правду. Хотя Маркби тоже жил один, он кое-как справлялся, но Том, видимо, совершенно оставил всякую надежду хоть как-то наладить свой быт. На столе громоздились грязные котелки. Мусорное ведро переполнено. На спинке стула висит порванная уздечка, и повсюду валяется всякая всячина: мотки, бечевки, банка с жиром для смазывания кожи, счета за фураж и прочая корреспонденция, банка с разнокалиберными гвоздями и подковами, кусачки и старая перчатка.
Том достал из холодильника две банки пива, расчистил на столе место, бесцеремонно сдвинув в сторону какой-то хлам, и поставил перед гостем банку. Потом сел напротив и с шумом вскрыл свое пиво. Резиновые сапоги он сбросил на пол, и теперь, когда он откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, видно было, что носки у него дырявые.
— Том, может, тебе уборщицу нанять? — спросил Маркби, поднимая банку и кивая хозяину. — С Новым годом!
— Нет уж, сам справлюсь. Лучше мой беспорядок, чем какая-нибудь старуха будет суетиться тут с пылесосом и распихивать мои вещи так, что я потом ничего не найду. Твое здоровье, и с Новым годом!
На некоторое время, пока оба пили, воцарилось молчание.
— Том, я рассчитываю на твою помощь. Я все пытаюсь составить картину последних дней жизни Гарриет. Меня интересует все, что она делала в рождественские праздники. — Маркби поставил банку на стол и вытер рот тыльной стороной ладони.
Фирон поднес банку к губам. В глазах его на мгновение блеснули веселые огоньки.
— Правда? Может получиться интересная картина.
— О мертвых или хорошо, или ничего! — возразил Маркби. — Я приехал к тебе не для того, чтобы выслушивать о ней гадости.
— Черта с два!
— Ну ладно, и для этого тоже. Я ведь полицейский. И часто делаю такие вещи, которые не одобрила бы моя матушка.
— А моя мать, — задумчиво ответил Том, — обычно так напивалась, что ей было наплевать, что я делаю хорошо, а что плохо.
— Я помню твою родню. Особенно бабку со стороны матери. Она жила там, за выгоном, в старом автоприцепе, носила мужскую кепку и сапоги и курила трубку. В детстве я страшно боялся ходить через луг, чтобы не встретить ее. Она была похожа на старую ведьму из пряничного домика. Я думал, она зажарит меня и съест.
— Да, бабка у меня была та еще! — одобрительно произнес Том. — Она была настоящая цыганка, родилась на дороге. Но детей не обижала никогда. Бывало, родители напьются и буянят, а я прибегу к ней и спрячусь. Она замечательно рассказывала сказки. Ну, и еще гадала помаленьку, ворожила — брала по шиллингу за приворот. Когда она умерла, со всей страны на похороны съехались больше сотни человек. Вся ее родня. Цветов и венков было больше, чем на выставке в Челси. Ей устроили настоящие цыганские проводы, а когда все было кончено, родичи погрузили все ее пожитки в старый прицеп, в котором она жила, и подожгли его. По цыганскому обычаю. А знаешь, что было потом? Какой-то дурак сосед заметил дым, позвонил в пожарное депо, и к нам примчался из Бамфорда расчет с сиреной; они все залили своей пеной. — Том вытянул руки над головой и ухмыльнулся. На смуглом лице блеснули белые зубы. — Теперь, Алан, старина, самый уважаемый представитель нашей семьи — я!
— Господи спаси!
— Так с чего ты взял, — продолжал Том, — что я знаю все самые темные тайны Гарриет?
— Не валяй дурака, Том, — сказал Маркби беззлобно. — Как пишут в воскресных газетах, вы с ней были очень близкими друзьями с того самого дня, как она поселилась в Пакс-Коммон.
— Возможно. Но не я один. У нее было много очень близких друзей.
— Давай начнем с Рождества, — предложил Маркби. — Ты видел ее в тот день?
— Нет.
— Когда ты звонил мне и сказал, что злоумышленники выпустили из конюшни лошадей, то обмолвился, что к обеду тебя пригласила какая-то знакомая.
— Да. Но та знакомая была не Гарриет, если тебя это интересует.
Маркби стало не по себе.
— Том, ты ведь знаешь, что при обычных условиях мне было бы достаточно одного твоего слова. Но сейчас я веду следствие. И вынужден спросить, как звали твою знакомую.
— Ну, так спрашивай! — кисло ответил Том. Помолчав, он смягчился: — Ладно, если хочешь знать, я ездил к бывшей жене, Джули. Можешь у нее спросить. Обычно я встречаю Рождество с ней, не потому, что мне так уж хочется ее повидать, а из-за детей. На Рождество мне хочется побыть с детьми.
— Ясно. — Маркби переменил позу. — Понятно. Сколько им лет?
— Девочке семь, а мальчику скоро девять.
— Я тоже в разводе, — сказал Маркби. — Но у нас с Рейчел детей не было; может, и к лучшему. Так проще. Развелись без проблем.
Фирон допил пиво и теперь сидел молча.
— Ладно! — отрывисто заговорил Маркби. — Значит, в тот вечер ты к Гарриет не заезжал?