— Если ты прав, — сказал Том, — надеюсь, ты найдешь мерзавца раньше, чем я. Это ради тебя и ради него же.
— Том, не надо угрожать, — предупредил Маркби. — Даже если твои слова слышу только я. Мне придется их запомнить.
Том неприятно осклабился.
— Когда умерла моя бабка, ее похоронили не на вестерфилдском церковном кладбище, там только отслужили службу. Ее зарыли здесь, на выгоне. Никто не знает, где ее могила, кроме тех, кто ее туда положил. То место давно заросло утесником и ежевикой. Родилась на пустыре, умерла на пустыре, покоится на пустыре. Там еще много свободного места. Там ты никогда не найдешь его, Алан.
Они приехали в Бамфорд. Маркби вернул Тому ключи от машины и проследил, как тот с шиком уезжает в своем «мерседесе». Дел в участке было много, но ни одно не касалось его непосредственно, поэтому он, не дожидаясь, пока его заметит начальство, поехал домой.
Было два часа. В доме у полковника заканчивали обедать, как и полагается, с хорошим вином и обязательной бутылкой хорошего портвейна. Маркби порылся в шкафчике, вскрыл банку консервированной фасоли, положил в тостер два куска хлеба. Покончив с едой, налил себе чаю, вышел в гостиную и включил телевизор. Спорт. Он не очень-то любил смотреть спортивные репортажи по телевизору. Безостановочная болтовня комментаторов выводила его из себя, как раздражали и занудные пояснения бесконечных специалистов и косноязычных звезд, которые излагали свою точку зрения развязным репортерам. Он стал переключать каналы. Снова спорт. Скачки. Нет уж, хватит с него лошадей на сегодня. Он выключил телевизор.
И тут в дверь позвонили. Он осторожно вышел в прихожую с чашкой горячего чая в руке и открыл дверь.
— Здрасте! — весело сказала Фрэнсис Нидэм-Баррелл. — Выследила медведя в его берлоге! Вы заняты?
— Нет, — послушно-дурашливо ответил он.
— Тогда, может, впустите?
— Да, да, конечно! — Маркби отошел от двери, пропуская незваную гостью. Поставил чашку, быстро сказал: — Позвольте ваше пальто. Надеюсь, вы не обиделись. Я удивился потому, что решил, что… приехала Лора… моя сестра.
Фрэн сняла кремовое шерстяное пальто. Приняв его, Маркби сразу понял, что держит шикарную вещь. И дорогую, наверное, стоит столько же, сколько его месячная зарплата.
— Сюда, — пригласил он, открывая дверь гостиной. — Я как раз пил чай…
— Чаю не хочу, спасибо. Наелась и напилась. Только что обедала у Банджи и Шарлотты.
У Банджи? Так, наверное, она называет полковника Стенли? Господи!
— Они мне говорили. Утром я заезжал к ним поздравить с Новым годом.
— Я в курсе. Поскольку отобедать у них вы отказались… кстати, не из-за меня ли?
— Нет, что вы! — пылко возразил Маркби. — Просто я договорился о встрече с другим человеком и не знал, успею ли закончить дела до обеда. Видите ли, встреча была деловая.
— Понятно. — Фрэн устроилась на диване, скрестив ноги. На ней была юбка в крестьянском стиле, которая хорошо сочеталась с сапожками, а светлые волосы были скручены длинным жгутом и перевязаны оранжевым шелковым шарфом. — А я думала, у вас романтический обед на двоих.
— Если хотите знать, я только что пообедал дома консервированной фасолью с тостами.
Фрэн засмеялась грудным смехом, который производил неотразимое впечатление.
— А мы ели жареную свинину под яблочным соусом, чудесную хрустящую жареную картошку и королевский пудинг — такого я с детства не пробовала!
— Приехали поиздеваться? — улыбнулся Маркби.
Фрэн покачала головой.
— Я подумала, нам с вами надо поговорить. Банджи ведь получил такое же гадкое анонимное письмо, как и те, о которых вы меня спрашивали, так? Я имею в виду, он получил еще одно.
— Он сам вам сказал? — осторожно спросил Маркби.
— Нет, конечно. Мне сказала Шарлотта. И не смотрите на меня так удивленно. Я в курсе, что Банджи все от нее скрывает, но он не умеет врать. Стоит ему начать притворяться, как она тут же понимает: он пытается что-то от нее скрыть. Ну а уж она знает, как все выяснить. Кстати, о предыдущем письме ей тоже известно.
Вспомнив, как заговорщически разговаривал с ним по телефону полковник, Маркби вздохнул. Почти все жены — прирожденные сыщики.
— Да, но он не хочет, чтобы письма обсуждались в открытую. Насколько я понял, он считает: если об анонимных письмах узнают, у автора появятся последователи. И подметные письма покатятся лавиной.
— Письма имеют отношение к смерти Гарриет? — осведомилась Фрэн.
— Не знаю, — сказал, помолчав, Маркби.
— Значит, вы в самом деле считаете, что ее смерть произошла при подозрительных обстоятельствах? Я имею в виду таблетки.
— По-моему, это возможно, но подчеркиваю, никаких доказательств у нас нет, во всяком случае таких, которые можно предъявить в суде. Все, что есть, — это устные заявления людей, знавших Гарриет, в том числе и ваше. Свидетели утверждают, что она никогда не принимала транквилизаторы, как и вообще лекарства. Не удалось нам найти и флакон или упаковку или выяснить, откуда она могла их раздобыть. Лечащий врач ей ничего подобного не прописывал. У нее дома никаких лекарств не обнаружено. Сержант перерыл мешок с мусором, но не нашел там ни обертки, ни пакета из аптеки. Мы даже обыскали ее машину, но там тоже ничего не оказалось. Настоящая загадка, а я загадок не люблю. Что же касается писем… возможно, они не имеют к делу никакого отношения. Пока я не выясню, чем занималась Гарриет в последние дни, я не продвинусь вперед ни на шаг.
— Значит, вы так и не узнали, кто ее приятель? Тот, кто побывал у нее на Рождество…